Татьяна Федорова
Прежде, чем продолжить рассказ дальше, я должна сделать одну ремарку. 14-15 лет назад я была совсем другим человеком – тревожным, невротизированным закомплексованным травматиком. У меня накопилось слишком много проблем, связанных с отцом, и я была воспитана вполне конкретным образом. Поэтому в начале двухтысячных возразить мужчине, в особенности находящемуся в «отцовской» доминирующей позиции, для меня было физически невозможно. Я могла либо молча терпеть, либо убегать. И эта специфика характера и наложила серьезный отпечаток на всю мою церковную жизнь.
Сейчас, в 2017-м, после череды ярких и острых событий, я вспоминаю тот мой церковный год с марта 2003-го по конец лета 2004-го, как самое спокойное и ровное время во всей моей церковной жизни. Хотя если сейчас вернуться к дневниковым записям того периода, то в них проскальзывает разное. И на фоне обычных неофитских восторгов и экзальтации в 2004-м появляются, например, вот такие записи только для друзей:
12 июня
Как же я хочу на исповедь… На настоящую, правильную исповедь, когда можно открыто говорить обо всем, что тяжким грузом лежит на душе. Когда не нужно прятать серьезные проблемы за малозначащими эвфемизмами. Когда тебя не обрывают на полуслове — нет времени, не относится к делу, нечего возвращаться к «уже пройденному».
